– Нет, – решительно и твердо ответила я. – Где ты их найдешь? Не вздумай! Я не приму от тебя, откажусь сразу, имей это в виду.
– Но ведь тебя же посадят! – у Лары вновь выступили слезы на глазах.
– Не смей реветь, – брошенный мною суровый взгляд быстро высушил влагу на щеках подруги. – Мне и так нелегко. Я не убивала Захарова. Понятия не имею, кто и как это сделал, но уверена, все это недоразумение скоро разрешится. Иначе просто быть не может. Наверняка всему этому найдется какое-то логическое объяснение. А пока… Знаешь, тут не так уж и плохо – и люди вполне себе приличные. У меня все будет хорошо! В конце концов, отдохну, как давно мечтала, – я усмехнулась. – Похудею к пляжному сезону. Во всем нужно искать позитив. И в этой ситуации, если вдуматься, его также немало.
– Свидание окончено, – возвестил охранник, и мы с Ларисой суетливо заметались, судорожно пытаясь понять, ничего ли не упустили, все ли успели обговорить. Конечно, сказать хотелось так много, а расставаться оказалось так больно! Но ничего не поделаешь – теперь моя жизнь подчинена строгому распорядку, увы, не мною установленному и не мною контролируемому.
Поэтому, подарив друг другу на прощание ободряющие взгляды, мы с Ларисой расстались. Перед этим принесенные подругой вещи тщательно осмотрели, подозреваю, на местном наречии это называется «обшмонали», и предложили переодеться, вернув казенный наряд. Я несколько удивилась стремлению представителей тюремной администрации получить назад, прямо скажем, не самый модный в этом сезоне костюм, но так как прикипеть к нему душой и телом не успела, то рассталась без лишних разговоров и с великой радостью.
Поэтому в камеру я вернулась уже совсем другим человеком – в модном костюме «Adidas», остатки былой роскоши, и в суперстильных кроссовках «Nike». Когда-то этот комплект одежды приобретался мной для утренних пробежек, но привычкой впустую наматывать круги по городу я так и не обзавелась – моим бизнесом как раз заинтересовался Захаров, и уже очень скоро я носилась, словно загнанная лошадь, но по совсем другой причине и без всякого спортивного костюма, который все это время терпеливо дожидался своего часа в недрах моего гардероба. И вот наконец дождался. Знала бы, что так все повернется, изорвала бы в клочья еще в магазине.
– Вернулась, Маленькая? – Майка аж приплясывала от нетерпения. – Ого, а наряд-то – высший класс, – восхищенно присвистнула она.
– Спасибо, – я кивнула головой.
– Спасибом сыт не будешь, – Майка подскочила ко мне и, бесцеремонно выхватив пакет из рук, вывалила его содержимое себе на кровать. Равнодушно и без всякой брезгливости перебирая в руках нижнее белье, она явно что-то искала.
– Это все? – сурово вопросила она, нахмурив брови. – Ни сигарет, ни сладкого? – на этот раз в ее голосе мне почудилась скрытая угроза.
– Так я ведь не успела подругу предупредить, а она человек в тюремных делах неискушенный, совершенно неосведомленный. В другой раз принесет.
– В другой раз?! – Майка аж захлебнулась от злости. – Ты вообще думаешь, куда попала? Это тебе что? Курорт? Больница? Санаторий? Нет, милочка моя, это тюрьма, здесь свидания не чаще двух раз в месяц, и передачи не каждый день принимают. А ты такой шанс профукала, – девушка сжала кулаки и грозно уставилась на меня. Затем, окинув взглядом мою фигуру с ног до головы, добавила: – Снимай костюм!
– Что? – я удивленно уставилась на собеседницу.
– Что слышала! Костюм снимай, говорю. Это будет компенсацией за причиненный нам всем ущерб.
Я растерянно оглядывалась по сторонам, ища поддержки у присутствующих. Напрасно! Женщины лишь равнодушно следили за происходящим. Вмешалась только Светлана, да и то совсем не так, как я того ждала.
– Слушай, новенькая, – женщина откинулась на подушку. – Майка хоть и круженная, но в данном случае права. Ты нас, считай, всех сейчас опрокинула, так что мы вполне заслуживаем награды.
– Да на кой он вам сдался-то? – отчаяние в моем голосе сделало его тонким и писклявым.
– Не переживай, – усмехнулась Света, – найдем, куда пристроить. Обменяем или продадим – покупатель, поверь, найдется.
– Да, ну а мне-то в чем тогда ходить? В одном нижнем белье?
– Зачем в белье? – Светлана поправила рукой неспокойную прядь волос, выбившуюся из «конского хвоста». – Майка, дай новенькой что-нибудь из своей одежды.
– Да на кой она мне сдалась? – в отчаянии прокричала я. – Она же мне даже на нос не налезет!
– А ты попробуй, попробуй. Авось и налезет, – звучащая в голосе Светланы теплота меня не обманула – так удав гипнотизирует свою жертву перед тем, как сдавить ей горло. Сгорая от обиды и унижения, я стянула спортивный костюм и принялась натягивать на себя протянутую Майей одежду, качество которой оказалось столь отвратительным, что процедура далась мне с заметным трудом – даже прикасаться к синтетике было неприятно, не говоря о том, чтобы натянуть ее на свое тело.
А пожалуй, это тенденция – сначала утренние туфли, теперь этот наряд. Но, следуя своей привычке во всем искать позитив, я быстро утешилась тем, что дальше падать просто некуда. Так что это самое худшее, что могло со мной случиться. По крайней мере, на сегодняшний день.
Так как комплекция у нас с Майкой, не считая роста, была примерно одинаковой, в ее костюм я влезла. Вот только штаны и рукава куртки оказались безнадежно коротки.
Но я быстро нашла утешение – в конце концов, изящным движением мысли брюки можно превратить в бриджи. Что до рукавов, то сейчас как раз самой модной их длиной является три четверти, так что и тут все в порядке.
Правда, сама кофта едва-едва прикрывала мой живот, но если не поднимать руки вверх, а я надеюсь, что и не придется, то вполне удастся избежать демонстрации окружающим своего голого пупка. Все остальное я как-нибудь переживу. В конце концов, хуже, чем ТА история, быть уже не может.
По крайней мере, мне тогда так казалось…
Глава пятая
Судьба без чувства юмора
Я себя чувствую, но плохо.
Ф. Раневская
Первая ночь в заключении прошла без сна. Беззвучно глотая слезы, я тщетно пыталась забыться, хотя бы в дреме. Уснуть мешало и довольно ощутимое урчание в желудке – оказывается, по местной традиции свою «баланду» новички обязаны отдавать «на общак». Не то чтобы я очень жаждала отведать подобную еду, но учитывая, что у меня с утра маковой росинки во рту не было, порадовалась бы и такой пище. Но «бабовщина» есть «бабовщина» – в конце концов, меня не фуа-гра же лишили. Хотя даже если бы речь шла и о нем, я не стала бы затевать скандал с сокамерницами в первый же тюремный день.
Только под утро Морфею удалось заманить меня в свои объятия, и то ненадолго. Очень скоро громкий окрик «подъем» вырвал меня из не слишком цепких лап сна, и я, пошатываясь, встала около кровати, следуя примеру подруг по несчастью.
Дверная пасть распахнулась с металлическим лязгом, и в помещение вошли две надсмотрщицы. Одна застыла истуканом у входа, вторая приступила к осмотру. Бросив беглый взгляд на меня, тюремщица хмыкнула, явно оценив по достоинству мое новое одеяние, но промолчала и принялась проверять вещи. Причем особое внимание уделила именно моей сумке, в то время как сумки остальных удосужились лишь беглого осмотра.
* * *
После завтрака, во время которого порядком уставшие друг от друга женщины обменивались лишь редкими репликами, они решили устроить ток-шоу «Пусть говорит», сделав меня главной его героиней. Тюремная жизнь, судя по всему, не слишком богата на события, что делает любое отклонение от обычного порядка значимым явлением. Очень скоро я поняла, что мне уготована роль Шахерезады – рассказчицы, призванной развлекать местных жительниц своими повествованиями о жизни на воле.
К новой роли я отнеслась со всей ответственностью, понимая, что это единственный способ завоевать расположение сокамерниц и избежать насмешек и издевательств с их стороны. Ловко лавируя между правдой и вымыслом, вела я свое повествование. Лед, по которому я шагала, рассказывая о своих бизнес-успехах, был слишком тонок: ни в коем случае нельзя было позволить дамам заподозрить меня в снобизме или высокомерии, ни при каких обстоятельствах нельзя было возбудить у них чувство зависти. Благо годы успешного предпринимательства научили меня общению с самыми разными людьми.
Пока все складывалось достаточно сносно, за исключением того, что все эти расспросы и разговоры отвлекали меня от самого главного – разработки плана действия. Мне следовало что-то предпринимать. Но поразмыслить о том, что именно, никак не удавалось.
– Слушай, ты действительно думаешь, кто-то тебе поверит? – Майка повторила вопрос, наверное, уже в десятый раз. – То есть вот никто в комнату не входил, не выходил, все окна были заперты, иных дверей нет, но есть труп, и ты вообще тут не при делах. Лихо! – Майка насмешливо присвистнула, но тут же получила подзатыльник от Любови Павловны.
